Кругом была вода... не так много, чтобы ощутить плеск и покачивание, но и не так мало, чтобы не замечать вовсе. Сначала с неба, потом снизу из-под колёс. Вроде солнце с ветром должны были бы стать её главными врагами, но нет. На калужских полях они мирно сосуществуют рядом друг с другом. И даже действуют сообща, водой и глиной забирая силы, маня солнышком, но не давая надолго останавливаться пока ещё довольно холодным весенним ветром.

Начало сезона... И уже середина весны. Снега нет, но всё по осеннему серо, с той лишь разницей, что на закате года краски всё-таки ярче да сухостой-трава ещё не прибита снегом. Только цветки мать-и-мачехи возвращают весну...

А ещё мы видели журавлей. Тянут с юга. Но уже не хрестоматийными треугольниками, -птичьи стаи малочисленны, и нарушен привычный строй. Одна относительно невысоко над землёй, вторая под самыми облаками. И слышен клич, который ни с чем не перепутаешь.

С дорогами повезло. В том смысле, что совсем не было скучного асфальта. Более-менее плотный грейдер от самой станции, да размокшие полевые дороги в стороне от него. Последние примечательны тем, что сейчас на них не встретить ни попутного, ни встречного транспорта. Только тишина и шумные звуки собственного дыхания при преодолении очередной колеи. Лишь один раз наше уединение с собой и с природой нарушила автомашина, нагнав нас за очередной деревушкой.

На некоторых участках удобнее двигаться по самой колее. Грязь пугает, но на проверку оказывается, что под ней есть более плотная подложка, по которой вполне можно ехать. И тогда вода из многочисленных луж немного размывает цепь, забитую плотной тяжёлой глиной, и ехать становится легче.

Уже после того, как вновь вернулись к людям, выйдя по ошибке на ту же грейдерную дорогу, мы подъехали к церкви. Красного кирпича, она была красива своим запустением. Обрушенные кое-где своды и горы битого камня складывались с весенне-осенней пустотой в единую картину, из которой уже не выкинуть ни одного элемента. Эта церковь была частью усадебного ансамбля, от которого, к сожалению, мало что осталось. Лишь две полуразрушенные хозяйственные постройки, одна из которых была до недавнего времени школой, оплывающий каскад прудов и деревья ещё сохранившегося парка. Старые, много повидавшие на своём веку, некоторые из них в два, а то и в три обхвата. А ещё колодец, спрятавшийся в глубине. О нём нам поведал такой же полузаброшенный местный житель, который и не мог сказаться иным, чтобы не нарушать этой атмосферы.

Он сказывал, будто усадьба принадлежала когда-то семье архитектора Баженова, что церковь - творение его рук. Не знаю. А ещё говорил, будто в самой церкви при попытке реставрации был найден клад. И что реставраторы тотчас потом убыли восвояси. Не знаю. Но в глубине алтарной части мы действительно видели полуобвалившуюся яму, а разрушения одного из углов двухэтажного дома явно носят следы деятельности человеческих рук...

Это было последним запоминающимся эпизодом, а когда дорога повернула к дому, вдруг возникло ощущение недосказанности, что сюда ещё надо вернуться.